у меня много теорий на этот счет. Я не знаю, хорошо это или плохо, но я никак не могу выбраться из этого места. Этот отель — как уютная тюрьма или мой персональный остров посреди моря. Я могу выйти на улицу или выбраться в горы, могу открыть некоторые двери или, например, прийти сюда, к морю, на какое-то время… Но это все. Дальше стена. Словно у меня теперь есть какой-то свой очень маленький кусочек мира. Наверное, «Мон-Сен-Мишель» — далеко не худшее место на свете. Но мысль о том, что я привязана к нему навсегда, все равно очень давит.
Я молча посмотрел на нее, и в следующую секунду Кристина добавила: «Хочешь — я покажу тебе»?
— Покажешь что? — спросил я.
— Мой мир.
Я ответил: «Конечно». И в следующее мгновение мы зашагали от моря в сторону дюн — к той самой деревянной дорожке, по которой я сам же недавно пришел в это место. Вечернее небо совсем потемнело, а потому светящаяся впереди дверь была хорошо видна даже на расстоянии.
— По крайней мере, насчет света в конце туннеля нам не врали, — сказала Кристина, а потом, сощурив взгляд, посмотрела на меня очень внимательно. — Надеюсь, ты не боишься гулять по ночам с привидением?
— Нет, — улыбнулся я. — «Каспер» еще в детстве был моим любимым фильмом.
Кристина потянула за ручку двери, и в следующее мгновение меня накрыл уже знакомый запах дерева и желтый свет электрических свечей. Мы оказались в коридоре отеля, но в этот раз я не увидел в этом ничего необычного, как будто за этот день я уже успел основательно привыкнуть к странностям. Кристина тихонько закрыла дверь у нас за спиной. Щелчок — и шум моря сменился абсолютной тишиной огромного пустого отеля. Вместо пляжа вокруг нас был только коридор с красными коврами на полу и ровные ряды одинаковых дверей по обе стороны от прохода.
— Пойдем? — спросила Кристина.
— Нет, подожди, — отозвался я и, все так же стоя на месте, продолжал глядеть на закрытые двери. — И с каждой из них так?.. Я хочу сказать… За каждой дверью какой-то отрывок из прошлого?
Кристина покачала головой: «Нет. Тут все немножко сложней. Какие-то из них ведут к тому, что уже было; какие-то — к тому, что могло бы быть… А какие-то двери — это просто двери. Я могу открыть только некоторые из них, как будто все остальные видения здесь предназначаются не мне, а кому-то другому».
— Так мы… не одни в этом отеле?
— Нет, — ответила Кристина. — Но тебе не стоит волноваться на этот счет.
В этот момент я не до конца понял ее слова, но вдаваться в подробности мне совсем не хотелось. Я решил промолчать. Этот день и так был бесконечно странным, и я совсем не горел желанием добавлять к этой мозаике еще пару-тройку новых фрагментов. Все, что мне сейчас было нужно — это передышка, чтобы уложить в своей голове всё то, что навалилось на меня за последнее время. Я чувствовал усталость. И от этого все происходящее вокруг больше и больше напоминало сон. И эта мысль сейчас казалась единственным разумным объяснением.
Так и продолжая молчать, мы спустились на пару этажей ниже, прошли круглый холл, вышли на крыльцо отеля и зашагали дальше — туда, где за линией сосновых лесов уже начинались горы. Вокруг стояла непроглядная ночь, какой она всегда бывает за несколько часов до рассвета. И я невольно задумался о том, сколько времени прошло с того момента, как я перешагнул порог той комнаты, ведущей к пляжу и морю. Я шел вперед, но не видел перед собой почти ничего — только силуэты гор, обрывки тумана, смешавшиеся с темнотой, и контур отеля, который с каждой секундой все больше и больше терялся где-то сзади. И даже фонари, что горели вдоль дорог, не развеивали сгустившийся сумрак.
— Что это была за песня? — спросил я Кристину, когда пауза в разговоре стала казаться мне слишком долгой.
— Какая песня? — переспросила она, шагая в темноте где-то возле меня.
— Ты сказала, что хорошо помнишь ту песню, которую слушала перед тем, как тот поезд сошел с рельсов.
— Тебе, правда, интересно?
— Конечно.
— Мммм…. Мне неловко говорить, — улыбнулась Кристина, и я подумал, что если бы она еще умела краснеть, в этот момент она бы покраснела.
— Теперь мне точно интересно, — усмехнулся я. — Неужели все так плохо?
Она вздохнула, словно ей нужно было время для того, чтобы, собраться с мыслями.
— Ладно. Окей. Я скажу. Только обещай не смеяться.
— Обещаю.
— Это была «Take on me».
— Что?
— «Take on me». Группа «А-HA». Это один из их старых треков. Его еще постоянно в разных фильмах крутят. Ты знаешь его?
— Знаю. Так себе песня.
— Вот и я о том же!!! Поэтому и говорить не хотела.
Я улыбнулся: «Если бы я мог выбирать, я бы предпочел умереть под что-то более эпичное. Например, под тему из „Рокки“ или под „Ангелов“ Робби Уильямса».
— Я бы тоже выбрала что-нибудь другое, — фыркнула Кристина. — Если бы я знала, что умру, может быть, даже записала бы себе специальную подборку для такого случая.
— Я бы послушал.
— Я вообще скучаю по своему плееру. И по вишневым пирогам. И по темному пиву… По сну… А еще по социальным сетям. Сказать по правде, быть призраком иногда очень скучно.
— Так давай достанем тебе что-нибудь.
— Что, например?
— В моем номере целый склад алкоголя.
Кристина покачала головой: «Не думаю, что призраки могут пьянеть. Нет смысла переводить на меня спиртное».
— Но слушать песни ты ведь можешь. Хочешь, я включу что-нибудь на телефоне?
— Давай, — согласилась Кристина. И, достав из кармана мобильный, я включил несколько первых попавшихся треков. «Ocean Drive» Дюка Дюмонта, «Sinking boat» Глена Хансарда, «Warm on a Cold Night» группы «Honne». Я думал, она как-то прокомментирует такой выбор, но вместо этого она просто шла и молчала. Мы поднимались все выше и выше вверх, разглядывая ночь и слушая песни из телефона. В этот момент я почти чувствовал себя счастливым, и внутри меня было спокойно и очень легко.
— Почти пришли, — сказала Кристина, и несколько секунд спустя помимо окружавшей нас темноты я начал различать впереди еще что-то. Мы вышли на обустроенную площадку, которая когда-то, по-видимому, использовалась туристами в качестве смотровой. Впереди тянулся деревянный парапет, а рядом с ним выстроились в ряд такие же деревянные скамейки.
— Смотри, — проговорила Кристина и указала пальцем куда-то вдаль — туда, где за линией деревянных перил уже начиналась пропасть. Я вгляделся в ночь, но в первое мгновение смог разглядеть впереди только силуэты гор и пологие склоны, укрытые темнотой и сосновым лесом.
— Что я должен увидеть? — переспросил я. Но в ответ Кристина только настойчивей повторила: «Смотри». Я обвел взглядом горы и в следующий момент неожиданно понял, что она имела в виду. Впереди буквально в десятке метров от меня вырастала полупрозрачная стена из тумана, которая выглядела неестественно и тянулась вертикально вверх почти до самого неба. В первый момент она показалась мне неосязаемой и почти прозрачной, словно эта стена была лишь продолжением окружавшей нас темноты. Но, чем дольше я вглядывался в нее, тем более плотной она мне казалась, и тем лучше я различал в ней что-то еще — какую-то мелкую рябь черного и серого цвета, похожую на помехи телевизора, когда на нем пропадает картинка. Я глядел на нее, и представлял себе огромную волну цунами, что поднимается вверх над гладью воды. И в этот момент я вдруг понял, что не дышу — то ли от чувства страха внутри, то ли от чувства восхищения…
— Здесь обрывается мой мир, — сказала Кристина и, оглядевшись по сторонам, я заметил, что такая же стена уходила и влево — туда, где стоял отель, а затем еще дальше — к озеру, мимо которого шла дорога к городу. — Я могу пройти чуть-чуть дальше — в сторону гор, но общую площадь это увеличивает несильно. Это граница. За ней — все. Дальше я никак не могу пробиться.
Я сделал несколько
